ГЕРОЙ ДЕТСТВА — ГАННИБАЛ

В детстве Фрейда потряс рассказ отца, который вспоминал, как однажды, в пору молодости, какой-то прохожий сбил с него шапку и заорал: “Жид, прочь с тротуара!” “И что же ты сделал?” — спросит двенадцатилетний Зигмунд. “Я сошел на дорогу и подобрал шапку”, — ответит отец. Подобной трусости Фрейд ему никогда не простит. Отсюда, из детства, и его стремление, в отличие от отца, к смелым, бунтарским поступкам, независимости и неприятию каких бы то ни было компромиссов. “Я сопоставил эту сцену по контрасту с иной, более подходящей моим тогдашним чувствам: со сценой, где отец Ганнибала заставляет своего сына поклясться на семейном алтаре отомстить римлянам, — вспоминает впоследствии Фрейд. — С тех пор Ганнибал занял прочное место в моих фантазиях”. Восхищался Фрейд и великим вождем его собственных предков — Моисеем. Был среди его героев и наполеоновский генерал Массена, считавшийся евреем.

Но не только великие полководцы прошлого будят фантазию Фрейда и зовут к подвигам. Среди тех, кем восхищается уже взрослый Зигмунд, — яростный социалист, а в будущем лидер австрийского социализма Виктор Адлер.

Это восхищение скрывается глубоко в подсознании Фрейда, но если у своих пациентов Зигмунд мог вытянуть потайные мысли, чувства, эмоции и страхи, то со своими комплексами справиться не удается. Страх нищеты, идущий из детства, когда отец, неудачливый коммерсант, терпит финансовый крах, будет преследовать его постоянно. Как и страх перед путешествиями на поезде. Чтобы не опоздать, он приходит на станцию за час до отхода поезда. Боится Фрейд и путешествовать в одиночестве. Страхом отрыва от корней объясняется то, что Фрейд проживет в одном доме, на Бергассе, 19, более сорока лет — со времен женитьбы и до дня вынужденной эмиграции.

Эта квартира появится в жизни Фрейда неожиданно. До 1891 года Фрейд с семейством обитает на Шоттенринг, однако они с женой ждут еще одного ребенка и решают переехать. Переезд тщательно планируется, но однажды, выйдя на прогулку, Фрейд останавливается перед домом с надписью “Сдается”. Это как раз тот самый дом на Бергассе. Быстро осмотрев его, Фрейд решает, что дом ему подходит, и тут же подписывает контракт. Потом уже проявятся все недостатки этого мрачного и неуютного жилища. Что же так притягивало Фрейда к этому дому? В нем жил Виктор Адлер.

ПОЛОВЫЕ ЖЕЛЕЗЫ УГРЕЙ И КОКАИН

Если к отцу Фрейд относится свысока, то к матери питает нежнейшие чувства. Она восхищается им, балует и позволяет делать ему все, что захочется. Нежнейшая привязанность к матери сохранится и впоследствии. Фрейд, не находивший свободного времени ни для кого (за исключением партнеров по карточным играм и коллег), даже для жены, каждое воскресное утро навещает мать и приглашает ее к обеду. И так вплоть до глубокой старости.

По этому поводу Фрейд напишет: “Мужчина, который был любимцем своей матери, на всю жизнь получает победное чувство, уверенность в успехе, а это нередко ведет к реальным успехам”.

Для самого Фрейда высказывание окажется верным. В 1873 году он закончит с отличием гимназию “Лепольдштэдер”. С детства Фрейд мечтает стать юристом, но незадолго до поступления в университет меняет свое решение и посвящает себя изучению биологии и философии. В лаборатории в Триесте он проводит первые научные исследования, посвященные весьма занимательной теме — поиску половых желез у угрей. Фрейд, как и подобает настоящему ученому, с занудной методичностью препарирует сотни угрей и обнаруживает, что эти железы у угрей есть. Маленькая, но сенсация, хотя и несколько анекдотичного свойства.

А другое научное исследование могло принести ему мировую славу. В годы своей работы в больнице Allgemeines Krankenhaus, где он занимается неврологией, мечтая стать известным и независимым доктором (а это позволило бы ему открыть частную практику), Фрейд увлекся изучением малоизвестного в ту пору кокаина. Вскоре он узнает, что кокаин оказывает болеутоляющее действие и обладает способностью воздействовать на настроение человека. Фрейд возлагает большие надежды на то, что кокаин можно будет применять при расстройстве желудка, переутомлении, депрессии. Действие препарата он проверяет на себе. 1/20 грамма не оставляют и следа от плохого настроения, делая экспериментатора радостным и работоспособным. Фрейд посылает небольшие дозы кокаина невесте, предлагает лекарство коллегам для их пациентов. Но не доводит работу по изучению кокаина до конца: уезжает отдохнуть со своей невестой Мартой Берт, доверив исследование по использованию кокаина своим коллегам Кенигстену и Кеелуу. А они к возвращению Зигмунда успевают его закончить. Успех достается им, а не Фрейду. Фрейд утверждает, что не в обиде на невесту за упущенный счастливый случай, но впоследствии напишет в автобиографии: “Из-за моей помолвки я не стал знаменитым в те молодые годы”.

НИКАКОГО СЕКСА

То, что ради поездки с будущей женой Фрейд приостанавливает научные изыскания, неудивительно, поскольку в эти годы Зигмунд страстно увлечен Мартой. Это был пылкий и ревнивый влюбленный. Однако после женитьбы Фрейд ведет себя по отношению к Марте уже иначе. Теперь он муж, а Марта жена. И на смену влюбленности, эротическим желаниям приходит традиционное, идущее из викторианских времен, высокомерное отношение мужчины к женщине.

Как это ни покажется странным, Фрейд, который так много посвятил в исследованиях сексуальной стороне жизни человека, сделал ее центральной темой своих трудов, сам был наделен слабым интересом к женщинам, а его сексуальное влечение оказалось незначительным. Великий защитник секса оказался типичным пуританином. К тому же он так занят своей научной деятельностью и приемом больных, что времени на жену и сексуальную жизнь у Фрейда не остается.

Распорядок его жизни однообразен, каждый новый день — точная копия дня предыдущего. С восьми утра до часу дня Фрейд принимает пациентов, затем полдничает, немного гуляет в одиночестве, потом работает в своей приемной с трех до девяти или десяти вечера. После чего выходит на прогулку с женой, ее сестрой или с дочерью, а потом до часу ночи, если нет гостей, пишет письма, занимается научной работой.

ОСНОВНОЙ ПАЦИЕНТ — Я САМ

До 1910 года Фрейд совершает все свои самые фундаментальные открытия, представив их в ряде книг и статей. Среди них опубликованное в 1900 году “Толкование сновидений”: Фрейд уверен, что именно сны открывают непосредственный доступ к подсознанию человека. Проникнуть в сон, постичь его сущность Фрейду удается благодаря психоаналитической терапии: он применяет метод свободных ассоциаций, когда пациент, пересказывая ночные видения, отдается свободным ассоциативным связям между деталями снов. Ассоциации и фрагменты содержания сна, которые он вспоминает, раскрывают, по Фрейду, истинное значение отдельных элементов, составляющих материю сна.

В 1902 году, когда император Франц-Иосиф I подпишет официальный указ о присвоении Фрейду звания профессора–ассистента, к ученому придет настоящий успех. Его приемную станут осаждать сотни пациентов, а сам Фрейд будет работать по 12—14 часов в день. А по средам станет устраивать у себя дома занятия, получившие название Психологического общества, а с 1908 года — Венского психоаналитического общества. Редко встретишь ученого, чьи идеи имели бы такое же воздействие на умы современников, как идеи Фрейда.

Но каково здоровье самого Зигмунда? В одном из писем он отмечает: “Основной пациент, который занимает меня, я сам”.

Уже говорилось о тех страхах, которые преследовали Фрейда. К ним можно прибавить страх смерти, когда Фрейду кажется, что он скоро умрет, и он пытается предугадать дату кончины. У него резко меняется настроение, часто наступают периоды депрессии, во время которых он не может ни писать, ни принимать пациентов.

Всю жизнь Фрейд будет мучиться дикими головными болями, не поддающимися лечению. Да еще он подвержен частым насморкам, страдает хроническим катаром носа с последующим воспалением придаточной полости.

Весной 1894 года у него начинаются нарушения сердечной деятельности, появляется напряжение и жжение в области сердца, неприятное ощущение в левой руке, одышка. Врачи настоятельно советуют Фрейду бросить курить. Но Фрейд не в состоянии отказаться от этой привычки, он, как наркоман, зависим от никотина.

ПРОТЕЗ НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ В ПОРЯДКЕ

Курить Фрейд начнет в семь лет. С тех пор сигареты и сигары станут постоянными его спутниками. В день он выкуривает двадцать сигар. А своему племяннику скажет: “Мальчик мой, курение — одно из самых сильных и самых дешевых удовольствий в жизни, и если ты заранее решишь не курить, то я могу тебе только посочувствовать”. Но сочувствовать придется Фрейду, для которого дешевые удовольствия закончатся раком горла.

Первые упоминания о страшной болезни Фрейда относятся к 1917 году. 61-летний Фрейд обращает внимание на припухлость неба, но не придает этому особого значения. Хотя эта припухлость — признак того, что у него начинается первая стадия рака.

В феврале 1923 года Фрейд обнаруживает в полости рта опухоль, но не рассказывает об этом ни близким, ни врачам. Однако опухоль увеличивается, и в середине апреля Фрейд все-таки консультируется со своим домашним доктором Максимом Штайнером, который сразу же распознает раковую природу “нароста”. Но ни Штайнеру, ни привлеченному для консультации терапевту не достает мужества сказать Фрейду, что у него рак. Врачи рекомендуют ученому хирургическое вмешательство, по их словам, совершенно безобидное, и отправляют его в амбулаторию университетской клиники.

Операция проводится так безответственно, что сегодня в это трудно поверить. Ракового больного оперируют амбулаторно, какая-то дикость. К нему отнеслись как к подобранному на улице бомжу, оставив после операции без присмотра в палате. У Фрейда открывается сильное кровотечение, но рядом не окажется ни врача, ни медсестры. Чудом он не умирает от потери крови. Его спасет карлик, лежавший в той же палате. Увидев, что Фрейд истекает кровью, он выбежит в коридор и начнет звать на помощь кого-нибудь из медицинского персонала.

Сам Фрейд догадывается, что у него рак, но никто из врачей ни ему, ни его семье не говорит правду. Только в сентябре, когда наступает рецидив, ему наконец сообщают, чем он болен, и рекомендуют повторную операцию. На этот раз оперирует профессор Ганс Пихлер, по тем временам крупнейший специалист в этой области, ставший лечащим врачом Фрейда.

4 октября 1923 года Пихлер удаляет лимфоузлы на нижней челюсти и верхней области шеи и подвязывает внешнюю сонную артерию, чтобы препятствовать распространению опухоли. 11 октября Пихлер проводит еще одну операцию, удалив большую часть правой челюсти, значительную часть нижней челюсти, правого мягкого неба, а также слизистую оболочку щеки и языка. После операции у Фрейда два дня держится высокая температура, и некоторое время он принимает исключительно жидкую пищу и только через трубочку, вставленную в нос. 28 октября пациента выписывают домой. А уже 12 ноября Пихлер вновь оперирует Фрейда.

После операции, когда была удалена большая часть челюсти, Фрейду необходим протез. Но создать совершенный протез не удается, а тот, что изготавливают, приносит дополнительные боли и неудобства при еде, речи, курении. Фрейд, несмотря на болезнь, так и не откажется от табака.

“Меня постоянно что-то мучает… Казалось бы, так просто — заменить часть челюсти на протез, и все в порядке. Но только протез никогда не бывает в порядке”, — жалуется Фрейд. И это лишь начало тех страданий, мучений, боли, которые растянутся на целых шестнадцать лет. Ухаживать за Фрейдом с начала болезни и до конца его дней будет его дочь Анна.

А в 1929 году, когда доктора Пихлера сменит другой лечащий врач, доктор Шур, Фрейд обратится к нему с просьбой. Решительно и спокойно он попросит Шура, когда наступит самый страшный для него момент, прекратить его мучения. Шур обещает Фрейду сделать это.

УКОЛ МОРФИЯ

Несмотря на болезнь, Фрейд продолжает принимать больных. Тех, кто приходит на прием, поражает один жест — Фрейд пытается большим пальцем поправить протез, но выглядит это так, будто это помогает ему концентрироваться на жалобах пациента.

Но порой Фрейд не выдерживает. В 1937 году он впервые после начала болезни взорвется от боли и беспомощности. Вырвет протез изо рта и бросит его на пол. Какое фантастическое терпение, впервые за столько времени этот яростный бунт...

В 1938 году, когда в Вене начинаются гонения на евреев, Фрейд вынужден уехать в Лондон. Рядом с ним доктор Шур и дочь Анна. Фрейд слабеет изо дня в день, он уже не может писать, его речь — это нечто нечленораздельное и малопонятное, он почти ничего не ест. Как-то ночью Фрейд проснулся и прошептал дежурившей у его постели Анне: “Мне кажется, я смог бы сейчас поесть”. Анна разбудила служанку, и та принесла яичницу и два куска хлеба. Фрейд отщипнул кусочек хлеба и прошептал: “Спасибо. Теперь я могу спать дальше”.

А болезнь, вступившая в завершающую стадию, продолжает терзать Фрейда. В июле 1939 начинается нагноение и отмирание тканей в полости рта. Боли становятся все сильнее и сильнее, но Фрейд отказывается и от барбитуратов, и от морфия. Он принимает лишь аспирин или пирамидон. Запах изо рта становится все ужаснее. Над кроватью Фрейда натягивают москитную сетку, поскольку гнилостный запах привлекает мух. Смотреть на Фрейда, уже не встающего с кровати, было и жалко, и жутко. Его становится все труднее накормить, а боли не отпускают ни днем ни ночью. Он уже не может читать. Последнее, что он прочтет, — “Шагреневую кожу” Бальзака, сказав Шуру: “Это как раз про меня”.

21 сентября 1939 года Фрейд возьмет за руку дежурившего у постели доктора Шура и спросит, помнит ли он о том обещании помочь, если болезнь зайдет слишком далеко. Шур ответит, что да, помнит. “Благодарю вас”, — скажет Фрейд, облегченно вздохнув, и пожмет руку Шура. На следующий день, когда боли возобновятся, Шур сделает Фрейду инъекцию морфия, причем это будет обычная доза, которую применяют при наркозе. Фрейд почувствует облегчение и заснет. А ночью Шур введет повторную дозу морфия. Фрейд впадет в кому и уже не проснется.

Он умрет 23 сентября 1939 года в три часа утра.

* * *

Вопреки еврейским законам, но по настоятельной просьбе Фрейда его труп сожгут в крематории. А урной для праха станет греческая ваза, подаренная страстному коллекционеру антиквариата Зигмунду Фрейду в день 75-летия его ученицей и подругой Мари Бонапарт. Благодаря за подарок, Фрейд тогда скажет: “Жаль, что ее нельзя забрать с собой в могилу”, — не предполагая, как скоро сбудется это желание.

Владимир КОТЫХОВ

МК-Здоровье